Мне больно ото всех его фраз и предположений, потому что они до невозможного правдивы. И я влюблена. В своего преподавателя, который пару минут назад открыто признался, что никогда не почувствует подобного ко мне.

— Так что насчёт Люси? — нахожу силы, и перевожу разговор в другое русло.

Ян опускает на меня взгляд своих изучающих глаз, и улыбается.

Я изгибаю губы в подобии улыбки, но получается, видимо, неправдоподобно.

Просто хочу закрыть эту тему и напрочь забыть об этом разговоре. Пускай всё будет, как раньше. Боюсь, что он оттолкнёт меня.

— Сложно поверить, что вы сдружились, — начинает говорить Ян. — Она никогда не признавала женскую дружбу и всегда считала, что эта штука создана самим дьяволом.

— У неё никогда не было подруг? — удивленно переспрашиваю.

— Нет, только я, Тим и Андрей. Девушек в своём обществе она не признавала с раннего детства. Поэтому в школе часто дралась с ними, наподобие сегодняшнего случая с Кристиной.

— Странно, почему тогда со мной она сдружилась, — скорее констатирую факт, нежели задаю вопрос.

— Ты зацепила её, — он ухмыльнувшись. — Собственно, как и меня. Есть в тебе что-то особенное.

Ощущаю прилив невольной улыбки и смущения. Ян, заметив это, пододвигается ко мне и рукой прижимает к себе, чем позволяет мне удобно расположить голову у него на груди.

Он вдыхает запах моих волос, а я его парфюма, от которого по-прежнему сносит крышу.

Наши «недоотношения» до безумия странные, непонятны даже для нас самих, но именно в них я готова раствориться. В его объятиях чувствую неописуемое спокойствие и будто нахожу себя. Сейчас мне наплевать на всё, что он говорил пару минут назад, главное — ощущать тепло его тела, от которого пробирают до одури приятные мурашки.

Пусть он не испытывает того же, пусть это закончится в следующую минуту или через неделю, но пока есть возможность, я буду наслаждаться нашей близостью. Неисправимая эгоистка.

— Кстати, насчёт Тима, — прерываю тишину, продолжая прижиматься к нему. — Почему он так странно ведёт себя с девушками?

— Он с детства боится ответственности, — отзывается Ян, рукой поглаживая моё плечо. — Поэтому и ведёт себя как ребёнок. Сам по себе он весёлый и, если понадобится, глотку перегрызёт, но близких в обиду не даст. У него довольно жестокие родители, поэтому он был предоставлен сам себе. Заботился о младшей сестре, которую любил всем сердцем. Сашка на два года младше Тима. И пыталась одно время «прижиться» в нашей компании, но это категорически не понравилось Люсе, которая привыкла к исключительно мужской. Сестра Тима не захотела мешать и нашла себе других друзей. Всё детство она оставалась для него самым близким человеком, а потом уехала учиться в Англию, нашла там парня и осталась с ним. Для Тимура это стало жестоким ударом, он будто разочаровался в людях. Откровенно говоря, до сих пор не могу дать ответ на вопрос — что он к ней испытывал? Чисто родственные чувства или же больше. Не могу точно ответить на твой вопрос. Это либо боязнь открыться ещё одному человеку, или же оставшиеся чувства к Саше, если они, конечно, были.

Решаю промолчать, потому что полученная информация слишком задевает меня, и совершенно не укладывается в голове. Такой неудачный жизненный опыт, как мне кажется, и делает людей сильными. Никогда бы не подумала, что за маской вечного шутника и раздолбая скрывается столько боли.

Ян абсолютно прав, я ещё ребёнок в сравнении с ними. На моем пути ещё не случалось кучи преград, благодаря которым набирается вездесущий «жизненный опыт». И как же не хочется быть такой в его глазах. Он сильный духом человек, поэтому я должна брать с него пример, пока есть возможность.

Размышляя над этим, засыпаю у него на плече.

43

Воскресенье. Последний выходной вечер на этой неделе. В субботу, когда я проснулась у Яна в квартире, мы не успели обменяться и парой слов, потому что позвонила Люся, уже второй день обитающая в моем доме.

Надеюсь, я никогда в жизни не допущу крупной ссоры со своим парнем из-за того, что он не заметил, как мне подстригли кончики! Но даже в этом подруга превзошла все ожидания: сначала она обиделась, что Миша не заметил новой причёски, а когда он признал это и сделал комплимент, добила тем, что не делала ничего с волосами.

Теперь живёт у меня, в ожидании пока бедный Миша признает свои косяки. Сумасшедшая парочка.

За два дня проведённых с Люсей успеваю пересмотреть огромное количество фильмов.

Как обычно, во время просмотра подруга поглощает мороженное и тут же заедает его чипсами со вкусом краба. Ей-богу, не представляю, что будет с её вкусовыми предпочтениями, когда она забеременеет. Бедный Миша. Надеюсь, он хотя бы выживет.

— Люсь, — растягивая её имя, начинаю разговор. — Можешь рассказать о Яне?

Ощущаю неловкость от её резкого взгляда в свою сторону.

— Между вами что-то есть? — нахмурив брови, спрашивает она.

Не знала бы, какие у них отношения, решила бы, что подруга ревнует.

— Возможно, — неуверенно пожимаю плечами.

— Зря, — парирует Люся. — Лучше закончи это, пока не поздно.

Её слова больно режут слух, отчего становится жутко неприятно. Мне казалось, она будет рада.

— Почему? — решаюсь спросить, но не уверена, что желаю получать ответ.

— Вы слишком разные, — резко проговаривает она. — Ничего не получится.

— Ты осуждаешь меня? — смело отзываюсь, поднимая взгляд на Люсю.

— Я предупреждаю, — громко выдыхает. — Я с тобой, просто помни мои слова.

Подруга заключает меня в дружеские объятия, а потом, вероятно, читая на моем лице кучу вопросов, поясняет собственные слова.

— Я уже говорила тебе, что Ян сложный человек. Тут дело не только в его характере. Я, Тим, Ян и Андрей сдружились потому, что нас объединяет трудное детство. У Вазелина никогда рядом не было родителей, они променяли его на карьеру. У Тимура личная драма — его совсем не замечали, всё внимание было удостоено его младшей сестре. У меня немного другая ситуация: слишком много контроля со стороны родителей, от которого я задыхалась, поэтому начала бунтовать. А вот Ян… У него самый трудный жизненный опыт. Когда нам было по семь лет, мы жили друг напротив друга, так и сдружились. Как раз в это время отец Яна ушёл из семьи к любовнице, а мать начала пить. Всё разрушилось очень быстро, будто карточный домик. В семь лет Яну уже приходилось искать возможность заработать себе на жизнь: он собирал урожай, когда был сезон, помогал соседям по дому, расклеивал листовки. А мать продолжала бухать на деньги, что сын зарабатывал на еду. Начала приводить в дом мужиков, которые часто гоняли и били его. Мы помогали, чем могли. Уже в столь раннем возрасте он был сильным и гордым: ему пришлось таким стать, иначе бы не выжил.

Моё тело начала пробирать неприятная дрожь от рассказа подруги, а глаза колоть от непролитых слез. Больно это слушать. Душу будто на части разрывает. Выдержав короткую паузу, Люся продолжает:

— Обратный отчёт начался, когда мать сдала его в детский дом. Такой жестокости не ожидал никто. Радует одно: заведение находилось в нашем посёлке, что позволяло нам поддерживать отношения. С восьми лет Яну приходилось привыкать к детдомовским правилам, которым он упёрто не хотел подчиняться. Драки со старшаками стали для него обычным делом. Изначально, конечно, он только получал травмы, но со временем подрос, возмужал и смог бороться до победного конца. В тринадцать лет его захотели забрать из детского дома. Семья, которая только переехала в наш посёлок. Ян противился, но поделать ничего не смог. За год он ужился с ними, хотя изначально не открывался и не доверял. Как оказалось потом, у них умер сын, который был возраста Яна. Такой же упёртый и бойкий мальчик. Собственно, поэтому выбор и пал на него.

Я заметила, что Люсе нелегко даются воспоминать об этом, а тем более необходимость рассказывать всё. Но на моё предложение закрыть тему Люся отмахивается и продолжает.